Жертвователи — кто эти люди?
— Какие моменты, по вашему опыту, важны для людей, которые осуществляют пожертвования?
— Я долгое время сама была жертвователем, когда еще не работала в благотворительной сфере, работала совершенно в другом направлении и не думала о том, чтобы заняться только благотворительностью. Тогда я регулярно делала какие-то отчисления в фонды. С точки зрения человека по ту сторону экрана, для меня была важна отчетность. Я всегда смотрела, есть ли отчеты о потраченных средствах на сайте фонда.
Во-первых, очень важно, появляется ли твое пожертвование сразу после того, как ты его сделал, в графе «Помогли», в списке доноров. Потому что это стимулирует помогать дальше
И потом, когда средства собираются, мне всегда было интересно, что с этими пациентами дальше происходит. Если это операция, то успели или не успели, помогли или не помогли? Эти моменты очень важны.
И в случае со взрослыми, наверное, особенно важно рассказать, почему так получилось, почему этому пациенту нужна помощь, почему она нужна срочно. — Кто обычно осуществляет пожертвования? Кто эти благородные люди и как их искать? И, в среднем, сколько жертвователей приходится на фонд?
— Кто обычно осуществляет пожертвования? Кто эти благородные люди и как их искать? И, в среднем, сколько жертвователей приходится на фонд?
— Я не могу ответить, сколько их. Я даже не знаю их всех. То есть, если мне человек напишет письмо, я обязательно узнаю, что он наш жертвователь. Но если он не напишет, а это 99 процентов наших доноров, то я никогда в жизни не узнаю, кто эти люди. Потому что максимум, что мне выдает система, — это их электронный адрес или банковское отделение, где они делали перевод. И все. Но у нас есть прекрасные доноры.
В интернете есть легенда о «капитане Немо», который появляется в самый последний момент, когда кажется, что все пропало, и переводит миллион и закрывает всю недостающую сумму. Этого человека никто не знает, но мы все ему безумно благодарны. Скорее всего, это один и тот же человек.
Нашему фонду он не помогал, но когда я еще работала волонтером в детских фондах, я очень часто сталкивалась с тем, что в последнюю ночь перед операцией сумма не собрана, и тут, бац, откуда-то на счету такая гигантская сумма.
У нас есть свои волшебники. У нас есть некоторые такие друзья, которые переводят значительные суммы. Но стандартное пожертвование — это где-то от 100 до 500 рублей.
Есть ли будущее у благотворительности
— Как это ни цинично звучит, болезни, ДТП и прочие травмы с тяжелыми последствиями — это нескончаемый поток. То есть, помогая десятерым, вы понимаете, что завтра на их место придут новые, как это ни прискорбно. Какие у вас планы в сфере благотворительности?
— Первая моя мечта в этом направлении — это, наконец, создать школу пациентов. Потому что у нас инвалидам, по закону, положено многое от государства, но об этом мало кто знает. Когда к нам обращаются с просьбой купить инвалидную коляску, первое, что я говорю: «Вы свою индивидуальную программу реабилитации смотрели?» То есть люди получают инвалидность, не зная, что есть индивидуальная программа, по которой им положено что-то, включая реабилитацию раз в год, например, «спинальникам». Я очень хочу создать ресурсный центр, который бы принимал заявки от пациентов и рассказывал им, куда идти.
И второй момент. Для того чтобы переломить что-то на уровне государства, нам нужно государству дать абсолютно четкие финансовые выкладки. Например, что этот парень, которому 20 лет, пройдя курс лечения в течение трех лет, пересядет на коляску или встанет на ноги, будет работать в такой-то структуре, получать такую-то зарплату и платить из нее столько-то налога, и вложения в этого парня через 30 лет окупятся даже с лихвой.
Нам нужна правдивая статистика по инвалидам. Ее, на самом деле, пока нет. По данным Росстата, в России всего 12 миллионов инвалидов. Двенадцать миллионов — это город чуть поменьше Москвы. Но их гораздо больше, я думаю. Просто не все становятся на учет. Более того, не все получают инвалидность. У нас есть и такие случаи, когда человеку положена инвалидность, а ему ее не дают по тем или иным причинам. И такое бывает.
Поэтому если мы подготовим какую-то сводную таблицу по количеству инвалидов, по количеству средств, которые могут быть затрачены на их реабилитацию и по оправданию этих затраченных средств через 5, 10, 20, 30 лет, возможно, нам и удастся, говоря на языке цифр, как-то переломить в свою сторону ситуацию.
Но это колоссальная работа, и наши 23 сотрудника, конечно, с этим не справятся. Это надо делать в коалиции с фондами, помогающими взрослым.
Интервью к публикации подготовила Мария Сныткова
Беседовала
Добавьте «Правду.Ру» в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google, либо
Как работают благотворительные фонды?
Куратор: Наталия Красовская
История
Лена — человек, который никогда не умел ходить. Еще в раннем детстве родители заметили, что с дочкой что-то не так. Врачи, осмотрев 2-летнюю Лену, поставили диагноз: детский церебральный паралич. Заковали в гипс, обездвижили. Как выяснилось позже, делать этого было категорически нельзя. Но тогда, 25 лет назад, врачи этого не знали.
Верный диагноз Лене поставили только в 18 лет. То, что казалось детским церебральным параличом, на самом деле оказалось генетическим заболеванием: спиральной мышечной атрофией второго типа. Лечения не существует, сказали врачи. Можно только ухаживать, заниматься лечебной гимнастикой и проходить санаторное лечение. Это поможет укрепить мышцы и не даст позвоночнику свернуться дугой и сдавить все внутренние органы. Можно, конечно, сделать операцию по выпрямлению позвоночника, но в России такое, по заверениям местных врачей, не делают, а на операцию заграницей у семьи нет денег.
К сожалению, Лене поставили диагноз слишком поздно — в переходном возрасте, когда Лена начала активно расти и развиваться, кости скелета и позвоночник подверглись деформации. Теперь Лена вынуждена сидеть, опираясь на один бок, практически касаясь коленями груди.
В 18 лет Лена смирилась с мыслью о том, что операции не будет. Она приняла жизнь как есть, закончила школу. Училась Лена на дому — школа не была приспособлена для человека на коляске, да и Лена не могла долго сидеть. Об учебе в институте пришлось забыть, так как ездить куда-то на общественном транспорте Лена не могла. Девушка увлеклась бисероплетением, книгами по уходу за собой и макияжу, слушала музыку.
«Я фанатка Сергея Лазарева, знаю все его песни, в 2019 году я даже была на его концерте и получила автограф! Это было единственным светлым пятном в моей жизни тогда», — пишет Лена.
Единственным кормильцем в семье был папа Лены, мама сидела дома и ухаживала за детьми, у Лены есть еще младшая сестренка. Жили, как вспоминает Лена, бедно, особо ничего себе не позволяли.
4 декабря 2019 года папа Лены умер от рака печени. Это стало страшным ударом для всей семьи. А на следующий день после похорон отца Лена слегла. Сильнейшая пневмония, лёгкие Лены, и без того сдавленные искривленной грудной клеткой, не расправлялись, не позволяли вдохнуть. Это очень страшно, когда ты не можешь дышать. Но Лена поставила себе задачу — выжить. И выжила.
После смерти отца Лена с мамой вынуждены были перебраться на съемную квартиру. Младшая сестра вышла замуж и родила двоих чудесных детей, Лениных племянников. Девушка души не чает в детях, занимается с ними, играет, насколько позволяет ее состояние.
Лена открыла нам секрет — у нее есть любимый человек, который готов предложить ей руку и сердце. Но Лена поставила себе задачу — сначала справиться со сколиозом, чтобы на свадьбе быть в прекрасном белом платье и с ровной спиной. То, что еще несколько лет назад казалось невозможным, сейчас стало шансом на жизнь — Лена узнала про доктора Бакланова, который проводит сложные операции по выпрямлению позвоночника людям со СМА. Денег это стоит, конечно, немалых, но зато оперироваться можно в России.
Лена живет мечтой об операции. Девушка испытывает постоянную боль и дискомфорт, она не может вдохнуть полной грудью, ей нельзя долго сидеть. Большую часть времени Лена проводит в постели дома, без возможности выйти на улицу.
Доктор Бакланов уже посмотрел медицинские документы Лены и готов принять ее на операцию. Дело только в деньгах. Точнее, в их отсутствии.
Мы с вами можем стать свидетелями чуда — можем помочь Лене ровно сидеть, держать спину, дышать, жить без боли. Можем помочь ей выйти замуж так, как она мечтает — в белом платье и с ровной спиной!
Согласитесь, за такое чудо стоит побороться!
История
«Меня зовут Давыдова Наталья, мне 44 года и у меня одонтогенный аутоиммунный остеомиелит обеих челюстей, это означает, что по непонятной причине у меня распадаются кости на лице», — так началось письмо от Наташи к нам в фонд.
Наталья закончила юридический факультет Воронежского государственного университета, с успехом делала карьеру адвоката, задумывалась о своем адвокатском бюро. Была интересная, насыщенная событиями жизнь, и ничего не предвещало беды.
«Однажды, в конце 2006 года у меня заболела скула, терапевт посоветовала греть и мазать. Однако, боль нарастала, стало понятно, что мазями не обойдешься и начались бесконечные круги ада. Меня гоняли от одного врача к другому, диагнозы ставились взаимоисключающие, лечение было хаотичным и отрывочным. Все годы болезни я скрупулезно изучала все, что связано с остеомиелитом и теперь могу с уверенностью сказать, что внимательно выслушав жалобы и задав правильные вопросы, лечение можно было начать гораздо раньше, но сделано этого не было. Мне становилось все хуже, боль была невыносимой, держалась высокая температура. Когда, наконец, диагноз все-таки был поставлен ( мне это стоило многих усилий и денег), лечение мало отличалось от предыдущего
При остеомиелите очень важно дочистить кость до «чистого края», посеять удаленное и подобрать антибиотики. За все 25 операций, этого ни разу не было сделано, сепсис стал закономерным итогом», — рассказывает Наталья
Наташа собрала остатки денег и сил и поехала в Москву. Московские доктора были настроены пессимистично: повторяли, что совершено большое количество ошибок, которые исправлять никто не захочет, что нет чувствительности к антибиотикам ввиду их бездумно широкого применения, что вся клиническая картина смазана неумелыми попытками лечения, что организм сильно истощен и ослаблен. Наталья вернулась в Воронеж, неоднократно пыталась получить квоту, но ей неизменно отказывали, все жалобы куда также никакого результата не дали. Второй сепсис долго себя ждать не заставил.
Именно в тот момент, когда Наталья лежала в коме, в реанимации, без шансов на жизнь, ее племянница нашла Катю Бермант. В тот день Наташа неожиданно пришла в себя, очень удивив работников реанимации. Катя Бермант – учредитель нашего фонда, и именно она дала надежду и шанс на восстановление Наташе. Тогда нам удалось найти клинику и чудесного профессора, который за 2 операции сумел остановить нарастающий процесс.
Все эти годы лечение помогало, но сейчас ситуация стала намного серьезнее. Терапия перестала действовать. Наталья связывает это, в том числе с пандемией: «Период самоизоляции, полный стрессов и волнений, невозможность прогулок и нехватка свежего воздуха привели к тому, что болезнь вернулась снова. Мне уже сделали 4 операции разной степени сложности, опять ужасные боли и температура, опять врачи, которые отводят глаза и разводят руками. Но теперь я точно знаю, что болезнь можно остановить, можно и нужно бороться, но сделать это гораздо легче в самом начале».
Для того, чтобы у Наташи не случился вновь сепсис, необходимо лечение, которое не оплачивается за счёт государства.
Наталья одна из первых пациентов фонда «Живой». Тогда, 10 лет назад, пациентов было 10. На сегодняшний день в живых осталось двое — и Наташа одна из них. Мы очень просим вас помочь Наташе собрать средства на лечение и выстоять в этой борьбе!
P.S.: это черно-белое фото было сделано ко Дню открытия фонда «Живой». Мы очень хотим, чтобы еще через 10 лет мы все могли сказать — Наташа жива и здорова!
Старость в радость
Сайт: starikam.org
Открытие: 9 ноября 2011
Лидеры: Елизавета Олескина
Главный офис: Москва, ул. Лесная, 43
Направления: поддержка пожилых людей.
«Старость в радость» – фонд, который поддерживает пожилых людей в домах престарелых.
Кроме болезней, не меньшая проблема для пожилых – это социальная изоляция. Поэтому сбор средств на сайте связан не только с лечением, но и с решением бытовых или досуговых проблем. Например, когда нужны деньги на оборудование для гончарной мастерской, ремонт стиральных машин, подарки на Новый год, установку сцены для театральных выступлений.
«Старость в радость» делает программы по ежедневному уходу, оборудованию уютных домов престарелых, медицинской помощи, организации досуга, привлечению волонтёров и даже поиску внуков по переписке.
Фонд «Живой»
— Виктория, ваш фонд не совсем обычный: он помогает только взрослым — от 18 до 60 лет. Расскажите, почему эта категория, с вашей точки зрения, самая уязвимая?
— Я всегда говорю, что это самая социально не защищенная категория, это как раз та прослойка, которая должна работать и помогать и детям, и старикам, и животным. Но иногда бывает ситуация, когда в семье заболевает взрослый человек.
Почему надо помогать взрослым? Потому что от этого взрослого зависят и его дети, и его родители, и даже те домашние животные, которые есть в доме, — все зависят. Заболевает отец семейства, заболевает вся семья. Если заболевает ребенок, все группируются, бросаются ему на помощь. Если заболевает пожилой человек, опять же, вся помощь направлена туда. А когда заболевает кормилец, он оказывается в вакууме, потому что как только человек выпадает из социума, из общения, из какого-то коллектива, он оказывается в какой-то совершенной пропасти.
Поэтому почти шесть лет назад был образован наш фонд. Фонд действительно во многом уникален. И не только потому, что мы стали первыми, кто начал помогать взрослым, но и потому, что он появился не на пустом месте. Он появился, как следствие работы четырех других благотворительных фондов, когда директора этих четырех детских фондов поняли, что дети достигли планки 18-летия, а болезни никуда не делись и нужно их поддерживать, нужно что-то делать дальше.
— Как работают благотворительные фонды?
— Когда заболевает какой-то взрослый, первое время все пытаются найти деньги у знакомых, друзей, коллег. Этот кошелечек рано или поздно заканчивается, оскудевает. И тогда люди идут двумя путями. Либо они берут какие-то огромные, совершенно невменяемые кредиты, с которыми потом не знают, как расплатиться. Либо они обращаются в благотворительный фонд.
Мы работаем с той категорией, которая обращается в благотворительный фонд. К нам приходит заявка, как правило, по электронной почте, по телефону, который опубликован на сайте, очень часто приходят обычные, бумажные письма, потому что мы работаем со всей Россией и не везде есть интернет и сотовая связь. К нам приходят заявки, которые принимаются в работу, если пациент соответствует ряду требований.
У нас есть список исключений, куда входят заболевания, с которыми мы не работаем. Например, мы не берем взрослых с ДЦП, мы не берем людей с гепатитом, не берем заявки на трансплантации, потому что это стоит миллионы. Но мы взаимодействуем с коллегами. И если наши коллеги из других фондов берут этих пациентов, то мы просим, чтобы взяли этих пациентов, которых не можем взять мы.
В целом же, для нас важно, чтобы пациент был гражданином России, ему было от 18 до 60 лет и чтобы лечение ему было необходимо на территории России. Это важное условие, потому что у нас нет валютного счета, мы не собираем деньги на зарубежное лечение, мы стараемся найти специалистов в России
Поверьте, специалистов в России много, и очень хороших специалистов. За пять лет по крупице мы собирали свою базу экспертов, к которым мы в любой момент можем обратиться. Все заявки проводятся через экспертный совет фонда. Медицинские эксперты все смотрят: смотрят адекватность назначенного лечения, потому что иногда это бывают какие-то совершенно фантастические случаи. Бывает, что лечение уже назначено где-нибудь, в какой-нибудь деревне далеко от Москвы. И это лечение настолько устарело, что есть более эффективные и, возможно, даже менее дорогие способы вылечить этого человека, но просто местная медицина до этого уровня еще не дошла.
И если все требования совпадают, мы запрашиваем у человека полный пакет документов. Это копия паспорта, несколько цветных фотографий, обязательно согласие на публикацию истории в средствах массовой информации. Потому что для того, чтобы собрать деньги, особенно на взрослого человека, должно быть это разрешение и должна быть максимальная освещенность этой истории. Мы должны об этом кричать.
[править] История
История фонда идёт от проекта благотворительного собрания «Все вместе», который возник осенью 2009 года в Москве. В качестве самостоятельной благотворительной организации фонд «Живой» зарегистрирован 7 сентября 2010 года. Учредителями выступили директора четырёх фондов, помогающих детям: Татьяна Тульчинская (фонд «Здесь и сейчас»), Екатерина Бермант (фонд «Детские сердца»), Ольга Пинскер (фонд «Благотворительное общество „Адреса милосердия“») и Мария Хадеева (АНО РОСТ). Они попытались исправить ситуацию, когда подопечные перестают получать помощь «детских» фондов по достижении совершеннолетия.
Первым директором благотворительного фонда «Живой» стала Татьяна Константинова, ранее работавшая в коммерческом секторе. Позднее её сменила Ольга Пинскер, одна из учредителей «Живого». С августа 2015 года фондом руководит Виктория Агаджанова, в прошлом — журналист и предприниматель, которая в 2013 году пришла в фонд в качестве координатора. Помимо директора в штате организации три человека: заместитель, координатор адресной помощи и фандрайзер.
Кто работает в благотворительных фондах
— По каким соображениям люди идут в благотворительные фонды работать и специалисты какого рода там требуются?
— Специалисты, на самом деле, требуются разные. И я абсолютно точно знаю, что приходят к нам работать не из жалости.
Я совершенно точно знаю также, что те, кто задерживается в благотворительности, не приходят за большими деньгами, потому что их там нет.
Я абсолютно точно могу сказать, что приходят не из интереса: «А как тут все устроено?»
Очень часто приходят люди, которые вообще к благотворительности раньше никакого отношения не имели. Может быть, произошла какая-то ситуация, связанная с родственниками, с друзьями, кто-то заболел, кому-то не смогли помочь, не успели собрать денег, и человек хочет что-то сделать.
Срабатывает, наверное, тот же самый механизм, который побуждает людей каждый месяц жертвовать в благотворительный фонд.
История
Когда в семье из троих взрослых неизлечимым заболеванием страдает один из них, то двое других делают все, чтобы помочь больному. И это тяжело — каждый твой день подчинен строгому расписанию — когда кормить, когда гулять, когда мыть и переворачивать.
В семье Александровых — трое взрослых: мама и два взрослых сына. И у обоих миопатия Дюшенна, неизлечимое пока заболевание, которое ведет к дистрофии мышц. Несмотря на то, что оба сына — Сергей и Дмитрий — уже взрослые, мама по-прежнему нужна им практически круглосуточно.
У Димы заболевание прогрессирует сильнее — с ноября прошлого года наступило ослабление мышц гортани, поэтому теперь пищу для Димы измельчают блендером. Функции дыхания тоже ослабли — Дима на неинвазивной вентиляции лёгких. Письмо за него пишет его старший брат Сергей.
Диму невозможно вылечить — ученые уже давно бьются над разработкой лечения миопатии Дюшенна, но волшебной таблетки пока не придумали. Поэтому всё, что могут врачи и родные — облегчать состояние больного, помочь ему жить комфортно: обеспечить высококалорийным питанием, удобной кроватью и креслом, противопролежневыми матрасами и подушками. Уход и забота — вот лечение.
С ноября прошлого года болезнь, которая, казалось, дремала в теле Димы, дала о себе знать, наступило резкое ухудшение состояния. Теперь Диме нужна не просто измельченная пища, но и специальное питание, которое поможет не терять мышечную массу. И противопролежневая подушка — чтобы не было пролежней из-за долгого сидения в инвалидном кресле. Подушкой сейчас с Димой делится его брат Сергей — мужчины сидят на ней по очереди. А вот питания не хватает.
Сергей обратился к нам с просьбой купить хотя бы полугодовой запас еды для брата. Стоимость специального питания неподъёмно для семьи, где взрослая мама и двое сыновей с инвалидностью. Парням периодически помогают разные фонды, и вот сейчас они обратились к нам.
Мы с вами не можем помочь Диме и Сергею вылечиться. Но можем сделать их жизнь чуть более комфортной. На покупку полугодового запаса спецпитания и противопролежневую подушку нам необходимо собрать чуть больше ста тысяч рублей.
Диагноз Диме поставили в 3 года, возможность ходить он потерял в 11 лет, но сейчас ему 31 год — и, несмотря на все трудности, он не унывает. Общается с людьми, пишет стихи, пробовал себя в разработке сайтов. Получил образование. Но заработать на то, что ему необходимо для жизни, он не может, силы не те. Мы с вами можем помочь Диме прямой сейчас!
[править] Деятельность
Фонд «Живой» — благотворительная организация, работающая с людьми в возрасте от 18 до 60 лет. Фонд помогает людям с тяжёлыми болезнями и серьёзными травмами: собирает средства на покупку лекарств, медицинского оборудования и оплату лечения. Около половины обращений в фонд связано с травмами, преимущественно полученными в результате дорожно-транспортных происшествий, ещё около 40 % — онкологические заболевания. В 2018 году фонд открыл проекты сотрудничества с городскими лечебными учреждениями и созданием «чистых зон» для онкологических больных. По замыслу создателей фонда, помощь взрослым может существенно облегчить и жизнь менее защищённых групп населения.
В интервью директор фонда «Живой» Ольги Пинскер отмечала: «У нас нет специализации, но есть некоторые исключения. Мы не берём случаи, когда не можем помочь». Ввиду ограниченных ресурсов фонда в адресную помощь не включены люди с ВИЧ-инфекцией, гепатитом, алкогольной зависимостью, наркотической зависимостью и психическими заболеваниями, а также взрослые люди, страдающие детским церебральным параличом.
В период пандемии COVID-19 фонд стартовал программу «Поможем врачам защитить себя и своих пациентов». позднее к проекту присоединился видеоблоггер Юрий Дудь. Информация об этой дейтельности вошла в фрагмент ролика «Вирус молчания: о чем категорически запрещено говорить врачам?» YouTube канала «А поговорить?» с ведущей Ириной Шихман.
Русфонд
Сайт: rusfond.ru
Открытие: 29 октября 2009
Лидеры: Лев Амбиндер, Владимир Яковлев, Валерий Панюшкин
Главный офис: Москва, Ленинградский проспект, 68, стр. 2
Направления: поддержка тяжелобольных детей, детей с особенностями здоровья. Помощь медицинским учреждениям, поддержка развития новых медицинских технологий, обучение медицинских работников.
У «Русфонда» есть 14 программ, среди которых:
Русфонд.ИВЛ – благотворительный пункт проката переносных аппаратов ИВЛ (аппарат искусственной вентиляции лёгких).
Русфонд.Регистр – программа по созданию Национального регистра доноров костного мозга.
Русфонд.Ярославль – программа для детей с патологиями периферической нервной системы и конечностей.
Ещё есть Русфонд.Перелом, Русфонд.ДЦП, Русфонд.Лицо, Русфонд.Позвоночник и другие.
Для адресных пожертвований на сайте есть поиск с фильтрами по регионам, диагнозам, возрасту, нужной сумме. Все опубликованные истории на сайте проходят проверку экспертов, а каждый автор обращения, как обещает «Русфонд», всегда получает ответ.
О новостях проекта организация рассказывает в журнале Русфонд.Медиа.
История
Почему мы помогаем взрослым? Почему помощь нужна тем, кто сам должен помогать — растить детей, обеспечивать родителей? К сожалению, зачастую беда одного взрослого — это беда всей семьи.
Так и произошло в семье Марии. Вся её семья — это Мария и её мама. Марии 34 года, еще недавно она была жизнерадостной, активной, трудолюбивой молодой женщиной. Строила планы, мечтала, путешествовала. А потом Мария заболела.
Все началось в 2016 году с обычно боли в животе. Хотя любой врач вам скажет — боль в животе редко бывает просто так. Чаще всего — это сигнал о том, что в организме что-то «сломалось». Боль появилась буквально накануне возвращения на работу — Мария провела чудесный отпуск, набралась сил и , казалось, ничего не должно было ее беспокоить. Но боль нарастала, и вместо похода на работу Мария отправилась к врачу. Анализы, исследования, снова анализы… Два месяца по больницам — и никакого диагноза. Мама Марии собрала деньги и отправила дочь в Германию на диагностику. И немецкие врачи поставили диагноз — неспецифический язвенный колит.
Это хроническое воспалительное заболевание слизистой оболочки толстой кишки (ободочной и прямой) с образованием множественных язв. Одна из самых серьезных «головных болей» для гастроэнтерологов и колопроктологов. Заболевание сложное, но лечить можно.
Мария прошла консервативное лечение в Германии. Но оно не помогло. Когда стало понятно, что нужна операция, Мария прилетела в Москву — лечиться в Германии оказалось не по средствам и без того небогатой семье. Три операции, выведение стом, удаление толстого кишечника. Казалось, что лечение помогло. Пока в прошлом году Марии не стало хуже. Оказалось, что состояние Марии вызвано болезнью Крона. На микроскопическом уровне язвенный колит ограничивается поражением слизистой оболочки толстой кишки, в то время как болезнь Крона поражает всю стенку кишки.
Сейчас Мария живет между Москвой и Ереваном — близких родственников в российской столице у нее нет, а жить на две квартиры девушке просто не на что.
Мария пришла к нам в офис фонда «Живой» два дня назад. Красивая, молодая, но в глазах такая безысходность — что хоть плачь. Молодую женщину к нам направили доктора Бадма Николаевич Башанкаев (колопроктолог) и Николай Олегович Головенко (гастроэнтеролог). Если кто и знает всё про колиты и болезнь Крона — так это они.
Мария находится в самых лучших руках. У нее чудесные врачи, любящая и поддерживающая мама, прекрасные друзья, которые не дают пасть духом. Но всё это — не деньги. А деньги сейчас для Марии главное.
Один курс биологической терапии, которая поможет девушке победить болезнь, стоит 1 миллион рублей. Курсы повторяются раз в 4-5 недель. Это значит, что каждый месяц Марии нужен миллион.
Мы просим вас помочь нам с оплатой хотя бы двух курсов. Наши специалисты стараются добиться бесплатного лекарства для Марии, но это потребует времени, а его-то у Марии и нет. Мы просим вас помочь Марии дождаться бесплатных лекарств. Ведь 34 года — это так мало. Впереди — целая жизнь, которую вы можете подарить Марии прямо сегодня.
Мария на берегу озера Севан (Армения)
